Хайме Камиль в рубрике «Aquí Entre Nos…» («Здесь, между нами») утренней телепрограммы «Hoy» (Сегодня), 2012 год.
Переводчик с испанского языка: Наталия Ривера-Росалес
Ведущая — Андреа Легаретта.
Ведущая: — Приятно с тобой общаться! Я тебя очень люблю!
Хайме: — И я тоже! Отгони страх!
Ведущая: — Отгоняем страх! (Пожимают друг другу руки).
Хайме: — Да, прежде чем начать серьёзное интервью, нужно как следует выдохнуть, отогнав любой страх (смеются).
Ведущая: — Послушай, милый Хайме, я очень рада, что ты здесь.
Хайме: — Я тоже очень рад быть здесь!
Ведущая: — И рада, что поговорим о таких вещах, как твоя жизнь, о которой многие люди даже понятия не имеют.
Хайме: — Вот как? (смеются).
Ведущая: — Итак, давай вернёмся назад в прошлое. Где ты родился?
Хайме: — Мехико, Федеральный округ, Испанская больница. 22 июля 1973 года (улыбается).
Ведущая: — Очень хорошо! Так сколько, значит, тебе сейчас?
Хайме: — Восемь. Тридцать восемь. (Примеч. — сейчас актеру 47 лет)
Ведущая: — Очень хорошо выглядишь!
Хайме: — Ведь и правда хорошо, не так ли? Выгляжу где-то на двадцать два.
Ведущая: — Нет! (смеются). Но у тебя такое лицо, на котором сразу видна индивидуальность. Итак, теперь о твоих родителях. Твоя мама — бразильянка?
Хайме: — Моя мама — бразильянка. Отец родом из города Торреон, штат Коауила (Мексика — прим. пер.). К слову, когда мама ожидала меня, это была уже её четвёртая беременность. Дело в том, что три предыдущие беременности для неё окончились выкидышем, поэтому, как только я родился, меня сразу поместили в инкубатор, — и так я провёл там несколько месяцев.
Ведущая: — Но, почему же так? На каком же сроке ты родился?
Хайме: — Нет, родился-то я в положенный срок. Но были какие-то, скажем, технические неполадки. Что-то в организме было не совсем правильно, — моя мама может сказать тебе точно, что именно, — к тому же, учитывая, предыдущие её беременности… Но, в общем, несколько месяцев провёл в инкубаторе, поэтому… ты замечала, что порой я часто моргаю глазами? Это, пожалуй, из-за нистагма — болезни, которую, по всей видимости, получил из-за ультрафиолетового излучения в инкубаторе.
Ведущая: — Надо же! Так сколько же времени ты там провёл?
Хайме: — Где-то месяц или два. Примерно так. Ведущая: — Слушай, Хайме, теперь расскажи, каким ты был в раннем детстве? Смотри, тебя взрослого я знаю прекрасно. Ты парень очень, скажем так, живой… Хайме: — Гиперактивный!
Ведущая: — Да, гиперактивный…. Очень инфантильный! (смеются). Так каким малышом ты был?
Хайме: — Был очень-очень гиперактивным. У меня было совершенно обычное детство. Гулял в парке, катался на велосипеде. Хорошо помню, как мы играли в числа на стенке одного фонтана, который находится в парке на пересечении улиц Орасио и Лопе-де-Вега, в районе Поланко. Вот там мы играли в числа. И вот как-то не так давно я проходил тем парком и увидел ту стену, всю испещрённую... Вот сейчас удивляюсь, как же мы так точно попадали в цель! Словно бы это была картонка! Такими озорниками были! Но я был очень активным. Часто катался на велосипеде. У меня было много друзей. Прекрасно помню, что в школу всегда ездил на велосипеде. Когда всё ещё был совсем маленьким, мои родители развелись. Мне было года три или четыре.
Ведущая: — Понятно…
Хайме: — В общем, многие детали помню очень хорошо. Хотя, конечно, что-то забывается. Это, как жёсткий диск, — информация хранится, но детали нужно специально вспоминать.
Ведущая: — И помнишь тот момент, когда узнал о разводе родителей и почувствовал себя плохо?
Хайме: — Многие моменты помню весьма чётко. У меня перед глазами — очень ясные образы. Как, например, когда мы выходили из дома, где жил папа, или, когда… В общем, очень ясные воспоминания. Тогда мы с мамой переехали жить в другую квартиру. И, поскольку, вся эта история с разводом произошла, когда я был совсем ребёнком, временами я даже стал немного заикаться. Но иногда — и нет. Хотя это длилось довольно долго. В общем, это чудо, что на телевидении я не заикаюсь (смеётся). Не знаю, как мне это удаётся! В театре тоже, слава Богу, в этом плане — без проблем.
Ведущая: — Говоришь чётко и с расстановкой! (смеются).
Хайме: — Конечно! Как дела? (нарочито чётко произносит слова). (В студии демонстрируется отрывок из теленовеллы «Los exitosos Pérez» с участием Хайме, где его герой патетически произносит: «Без комментариев. К тому же я уже научился не верить ничему, что происходит на этом канале»). Нет, не так вычурно (улыбается). Я говорю нормально. И, значит, да, думаю, что развод родителей стал своего рода катализатором, способствовавшим тому, что я начал заикаться.
Ведущая: — Как ты это преодолел?
Хайме: — Ох, не знаю. Не знаю… Даже не знаю, что именно произошло. Я… Просто в жизни у меня всё складывалось замечательно. Я смог… Не знаю, чему конкретно я этим обязан, или почему оно было именно так, или кого я должен благодарить… Всё было очень хорошо… Даже не знаю, как это выразить… Не нахожу нужных слов в испанском (смеётся)… Ладно, попробую по-английски.
Ведущая: — Давай по-английски (смеётся).
Хайме: — Ну, в общем, всё сложилось хорошо (смеются).
Ведущая: — Ладно, давай всё-таки снова вернёмся в твоё детство.
Хайме: — Yes!
Ведущая: — Ок! Let’s go back! (Давай вернёмся назад!) (хохочут). Итак, возвращаемся к тебе, маленькому. У твоей мамы были ещё дети?
Хайме: — Нет. Я у своей мамы — единственный сын.
Ведущая: — А у папы?
Хайме: — Мой папа женился на Тони, с которой сначала жил в паре. У Тони уже было три дочери: Эрика, чей творческий псевдоним — Исабела, Кали и Мелисса. А с моим папой у них родились Хорхе и Алексия — мои сводные брат и сестра. На самом деле, мы все росли, как братья и сёстры. Мы и есть братья и сёстры. Пусть не по крови, но мы — родня, и относимся друг к другу с глубокой нежностью и любовью.
Ведущая: — Твоя мама живёт здесь?
Хайме: — И здесь, и в Бразилии. Лучше сказать, половину года проводит в Бразилии и половину там, где нахожусь я в связи с работой. Разумеется, она старается быть, как можно ближе к сыну.
Ведущая: — И, значит, в каком возрасте ты покидаешь дом своей мамы, чтобы уйти жить к отцу?
Хайме: — Этот процесс осознания был для меня достаточно лёгким, поскольку, будучи мужчиной, больше отождествляю себя с отцом. Кроме того, папа, в виду финансовых возможностей, которыми он располагал и которыми мы не обладали в доме моей мамы (да и жили мы там довольно стеснённо), мог позволить такие вещи, как, например, три раза в год свозить тебя в «Диснейленд». Какому ребёнку это не понравится! Но, конечно, причина была далеко не в одной лишь финансовой стороне вопроса. Просто в тот момент я взрослел, и, будучи мальчиком, мужчиной, всегда ощущал большую близость с отцом, нежели с мамой. В общем, когда ты мальчик, — всё это понятно. И переход происходил постепенно, — разумеется так, чтобы не причинить боль маме, чтобы для неё это не было подобно тому, когда человека внезапно окатили из ведра холодной водой. Так, потихоньку переносил свою одежду и прочие вещи из маминого дома. И в один прекрасный момент
она поняла, что, как мальчик, я больше отождествляю себя с отцом.
Ведущая: — Сейчас мы коснёмся одного периода, который, думаю, не был для тебя столь простым, — ты сам скажешь мне, так оно или нет, — итак, речь о том времени, когда в жизни твоего отца и семьи появляется Луис Мигель (известнейший мексиканский певец — прим. пер.). Каким образом Луис Мигель был связан с вашей семьёй?
Хайме: — Заметь, это довольно странно, поскольку… Смутно припоминаю, что мы находились в Валье-де-Браво, когда вдруг кто-то, непонятно, почему, представляет моему отцу Луиса Рея (отец Луиса Мигеля — прим. пер.). И тогда приезжает сам Луис Мигель и, значит, все мы находимся в Валье-де-Браво, и… Прекрасно помню, как мы проводили вместе время. И вот, мой папа вдруг очень привязался к Луису Мигелю, и он буквально становится, как член семьи. Это было похоже на то, как если бы вдруг приехал некий очень близкий друг или родственник.
Ведущая: — Ясно. А как ты в то время всё это воспринял?
Хайме: — Заметь, что для меня в этом не было ничего особенного. Мы с Луисом были хорошими друзьями. Очень близкими. Кстати сказать, он обращался к моему отцу словом «па», но, опять же, как если бы это был папа его друга, которого он воспринимает почти, как брата.
Ведущая: — Хайме, но ведь была какая-то ревность с твоей стороны?
Хайме: — Заметь, что нет, поскольку мой папа всегда был открыт и честен в отношениях со своими детьми и ко всем нам относился с одинаковой нежностью. Мы, его родные дети, всегда были для него на том месте, которое нам положено по определению.
Ведущая: — А потом Луис исчез из вашей жизни?
Хайме: — Да, потом мы как-то разошлись в силу обстоятельств. И даже не стоит сейчас это комментировать, ибо это больше была, как ты понимаешь, его инициатива. Лично я отношусь с большим уважением к такому понятию, как дружба. У меня чёткие представления о том, что значит быть чьим-то другом. Я умею быть очень хорошим другом своим друзьям. Поэтому, когда встречаешь людей, не разделяющих эти представления о дружбе, — не стоит быть с ними рядом.
Ведущая: — У тебя осталось разочарование от той истории?
Хайме: — Нет, мы просто отдалились друг от друга. Вероятно, наши отношения просто исчерпали себя, или дружба, как таковая, закончилась, — вот и всё. Не знаю. Было и прошло.
Ведущая: — Но твоему сближению с артистической средой способствовала именно эта дружба, или что-то другое?
Хайме: — Моя мама. В 60-е годы она пела в музыкальной группе, называвшейся «Vox Popoli», куда входили Серхио Мендес, Каэтано Велосо (Велозу по-португальски — прим. пер.) и целая плеяда замечательных бразильских певцов. Вообще, по жизни она много пела. Кстати, у меня в компьютере даже есть их оцифрованный альбом.
Ведущая: — Как поёт твоя мама?
Хайме: — Очень хорошо! Очень красиво. Всё дело в том, что поёт она очень проникновенно, — что называется, от всей души. Её голос исходит, словно из самых глубин её существа. Очень красиво. Сейчас она занимается живописью. Художница! Моя мама всегда была артисткой в полном смысле этого слова. Так что, этот артистизм мне передался ещё через пуповину. И, само собой, всё это раскрылось и усилилось, когда у меня появились друзья-артисты, когда начал посещать множество концертов, тесно общаться с людьми из творческой среды. Разумеется, это — гены. Как в таких случаях говорят дети?
Ведущая: — Дети говорят: «Меня это прямо-таки щекотит» (смеются). Ладно, давай немного сменим тему. Снова вернёмся в прошлое, в то время, когда ты был совсем молоденьким. Ты был одним из тех детей, кому, слава Богу, не пришлось в этой жизни испытывать лишений. Поскольку у отца было прочное финансовое положение, у тебя были возможности, которых не было у других ребят. Однако люди не знают, что Хайме приложил немало усилий, чтобы достичь того, что он имеет сегодня. Ведь тебе тоже пришлось бороться!
Хайме: — Если говорить конкретно о моём случае, — мой отец всегда хотел, чтобы я стал предпринимателем. Когда я сказал, что хочу быть артистом, он чуть ли не выгнал меня из дома. И уж тем более, не было никакой поддержки. Конечно, в нашем обществе всегда есть и будут обиженные, непонятые, завистники, или просто разные, как сейчас говорят, «тролли», всякие там хейтеры в «Твиттере». Они никогда не перестанут рассказывать истории, что я всего достигаю взятками, или что мой папа купил мне эту карьеру. И над всем этим лучше всего просто снисходительно смеяться. Раньше я часто обращал внимание на такие вещи, и было очень больно слышать и читать всю эту ложь. И я во всех своих тогдашних интервью старался убедить… скажем, двух авторитетов, к мнению которых у нас прислушивались, и которые косо на меня смотрели в этом плане. И вот, старался убедить их, что мне пришлось побороться за своё место, что я всего добился и добиваюсь честным трудом и своей работе отдаюсь на все сто процентов, что мой папа не выложил из своего кошелька ни единого сентаво на мою раскрутку и т. д. и т. п. И, на самом деле, я тратил на все эти ненужные оправдания столько сил!
В студии демонстрируются кадры видеоклипа Хайме Камиля «Nada Es Igual Sin Ti» («Ничто не станет прежним без тебя»).
Хайме: — В какой-то момент просто понял, что тратил тонну энергии на то, чтобы убедить двух невежд, или, лучше, сказать, двух завистников-ненавистников, которым ты по определению никогда не будешь симпатичен. Потому что у тебя хорошая машина. И они даже не станут утруждать себя тем, чтобы с тобой поздороваться. Слава Богу, в то время мои дела как раз пошли в гору. Конечно, мой папа решительно хотел, чтобы я продолжал учёбу. Кстати, когда я закончил школу, хотел изучать музыку в Беркли (Музыкальный колледж Беркли в Бостоне — прим. пер.). И отец мне тогда сказал: «Как тебе только в голову пришло взяться за эту профессию для бездельников!». (Неожиданно восклицает: «Прости, Эрик!», Андреа смеётся: «Вот дурачок!»). Это слова моего папы, не мои!
Ведущая: — Конечно! Ведь так многие родители думают!
Хайме: — Поэтому я не смог поехать поступать в Беркли, как хотел изначально. И пришлось мне восстать против собственной воли и погрузиться в изучение управления предприятиями.
Ведущая: — Вот оно как!!! И как же это тебе давалось?
Хайме: — Ужасно! Мне приходилось ходить в университет через силу!
Ведущая: — Бросил?
Хайме: — Не доучился один семестр. Параллельно я работал на одной радиостанции — «Radioactivo 98.5», с Мартином Эрнандесом и другими известными людьми. В общем, и на радио работал, и появлялся в небольших ролях в разных проектах на телевидении. Но изначально всегда работал в шоубизнесе. Разумеется, когда в определённый момент попросил встречи с директором канала, чтобы объяснить одну ситуацию, — мне было отказано. Тогда, значит, вообрази, решаю выяснить, в чём причина. И, как думаешь, каков был ответ? «Что ты там о себе возомнил? Думаешь, раз у твоего папы есть деньги, я тут должен с тобой беседовать?». Тогда я говорю: «Нет, дружище! Ты должен со мной беседовать, потому что мы работаем над общим проектом и нужно решить вопрос с декорациями».
Ведущая: — И как же так произошло, что ты вот так берёшь и решаешься поговорить с отцом? Ведь между вами возникла дистанция!
Хайме: — Нет, дело в том, что в то время я встречался с Талией (известная мексиканская певица и актриса — прим. пер.). И вот, Талия мне и говорит: «Знаешь, что? Ты должен собрать всё своё мужество и сказать отцу, чего же всё-таки хочешь от этой жизни!». Конечно, я ей ответил, что об этом даже не стоит и думать. Но потом решился и сказал: «Знаешь, папа, хочу серьёзно с тобой поговорить. Ты всегда учил меня, что мужчины должны испытывать от жизни и работы то же самое удовлетворение, что чувствуют дети, радуясь своим игрушкам. И я этого не чувствую. От мамы я унаследовал свой артистический талант, и не могу позволить ему затухнуть». И, в итоге, он вдруг отнёсся вполне благосклонно. Даже подумал, что я просил встречи с тем директором, потому что Талия была беременна или из-за чего-то ещё более серьёзного. Вот так я и сказал ему: «Могу я стать артистом?». И папа махнул рукой: «Ладно уж! Дерзай!». И в тот момент мы, наконец-то, вздохнули с облегчением. Так я смог продолжать свой путь. А потом в один прекрасный день со мной связался Эрнесто Бретон, кастингдиректор, работавший в то время с Роси Окампо, и которого уже нет с нами. Сказал мне, что они планируют снимать римейк колумбийской теленовеллы «Я — Бетти, дурнушка». Кстати, дона Фернандо должен был играть Рене Стриклер, но он, в итоге, отказался от роли (речь о мексиканской теленовелле «La fea más bella», где Хайме сыграл Фернандо Мендиола Саэнса — прим. пер.). Вот это и стало для меня поистине звёздным часом!
Переведено для группы — VIVA - влюбляйтесь каждый день!
Ведущая: — Приятно с тобой общаться! Я тебя очень люблю!
Хайме: — И я тоже! Отгони страх!
Ведущая: — Отгоняем страх! (Пожимают друг другу руки).
Хайме: — Да, прежде чем начать серьёзное интервью, нужно как следует выдохнуть, отогнав любой страх (смеются).
Ведущая: — Послушай, милый Хайме, я очень рада, что ты здесь.
Хайме: — Я тоже очень рад быть здесь!
Ведущая: — И рада, что поговорим о таких вещах, как твоя жизнь, о которой многие люди даже понятия не имеют.
Хайме: — Вот как? (смеются).
Ведущая: — Итак, давай вернёмся назад в прошлое. Где ты родился?
Хайме: — Мехико, Федеральный округ, Испанская больница. 22 июля 1973 года (улыбается).
Ведущая: — Очень хорошо! Так сколько, значит, тебе сейчас?
Хайме: — Восемь. Тридцать восемь. (Примеч. — сейчас актеру 47 лет)
Ведущая: — Очень хорошо выглядишь!
Хайме: — Ведь и правда хорошо, не так ли? Выгляжу где-то на двадцать два.
Ведущая: — Нет! (смеются). Но у тебя такое лицо, на котором сразу видна индивидуальность. Итак, теперь о твоих родителях. Твоя мама — бразильянка?
Хайме: — Моя мама — бразильянка. Отец родом из города Торреон, штат Коауила (Мексика — прим. пер.). К слову, когда мама ожидала меня, это была уже её четвёртая беременность. Дело в том, что три предыдущие беременности для неё окончились выкидышем, поэтому, как только я родился, меня сразу поместили в инкубатор, — и так я провёл там несколько месяцев.
Ведущая: — Но, почему же так? На каком же сроке ты родился?
Хайме: — Нет, родился-то я в положенный срок. Но были какие-то, скажем, технические неполадки. Что-то в организме было не совсем правильно, — моя мама может сказать тебе точно, что именно, — к тому же, учитывая, предыдущие её беременности… Но, в общем, несколько месяцев провёл в инкубаторе, поэтому… ты замечала, что порой я часто моргаю глазами? Это, пожалуй, из-за нистагма — болезни, которую, по всей видимости, получил из-за ультрафиолетового излучения в инкубаторе.
Ведущая: — Надо же! Так сколько же времени ты там провёл?
Хайме: — Где-то месяц или два. Примерно так. Ведущая: — Слушай, Хайме, теперь расскажи, каким ты был в раннем детстве? Смотри, тебя взрослого я знаю прекрасно. Ты парень очень, скажем так, живой… Хайме: — Гиперактивный!
Ведущая: — Да, гиперактивный…. Очень инфантильный! (смеются). Так каким малышом ты был?
Хайме: — Был очень-очень гиперактивным. У меня было совершенно обычное детство. Гулял в парке, катался на велосипеде. Хорошо помню, как мы играли в числа на стенке одного фонтана, который находится в парке на пересечении улиц Орасио и Лопе-де-Вега, в районе Поланко. Вот там мы играли в числа. И вот как-то не так давно я проходил тем парком и увидел ту стену, всю испещрённую... Вот сейчас удивляюсь, как же мы так точно попадали в цель! Словно бы это была картонка! Такими озорниками были! Но я был очень активным. Часто катался на велосипеде. У меня было много друзей. Прекрасно помню, что в школу всегда ездил на велосипеде. Когда всё ещё был совсем маленьким, мои родители развелись. Мне было года три или четыре.
Ведущая: — Понятно…
Хайме: — В общем, многие детали помню очень хорошо. Хотя, конечно, что-то забывается. Это, как жёсткий диск, — информация хранится, но детали нужно специально вспоминать.
Ведущая: — И помнишь тот момент, когда узнал о разводе родителей и почувствовал себя плохо?
Хайме: — Многие моменты помню весьма чётко. У меня перед глазами — очень ясные образы. Как, например, когда мы выходили из дома, где жил папа, или, когда… В общем, очень ясные воспоминания. Тогда мы с мамой переехали жить в другую квартиру. И, поскольку, вся эта история с разводом произошла, когда я был совсем ребёнком, временами я даже стал немного заикаться. Но иногда — и нет. Хотя это длилось довольно долго. В общем, это чудо, что на телевидении я не заикаюсь (смеётся). Не знаю, как мне это удаётся! В театре тоже, слава Богу, в этом плане — без проблем.
Ведущая: — Говоришь чётко и с расстановкой! (смеются).
Хайме: — Конечно! Как дела? (нарочито чётко произносит слова). (В студии демонстрируется отрывок из теленовеллы «Los exitosos Pérez» с участием Хайме, где его герой патетически произносит: «Без комментариев. К тому же я уже научился не верить ничему, что происходит на этом канале»). Нет, не так вычурно (улыбается). Я говорю нормально. И, значит, да, думаю, что развод родителей стал своего рода катализатором, способствовавшим тому, что я начал заикаться.
Ведущая: — Как ты это преодолел?
Хайме: — Ох, не знаю. Не знаю… Даже не знаю, что именно произошло. Я… Просто в жизни у меня всё складывалось замечательно. Я смог… Не знаю, чему конкретно я этим обязан, или почему оно было именно так, или кого я должен благодарить… Всё было очень хорошо… Даже не знаю, как это выразить… Не нахожу нужных слов в испанском (смеётся)… Ладно, попробую по-английски.
Ведущая: — Давай по-английски (смеётся).
Хайме: — Ну, в общем, всё сложилось хорошо (смеются).
Ведущая: — Ладно, давай всё-таки снова вернёмся в твоё детство.
Хайме: — Yes!
Ведущая: — Ок! Let’s go back! (Давай вернёмся назад!) (хохочут). Итак, возвращаемся к тебе, маленькому. У твоей мамы были ещё дети?
Хайме: — Нет. Я у своей мамы — единственный сын.
Ведущая: — А у папы?
Хайме: — Мой папа женился на Тони, с которой сначала жил в паре. У Тони уже было три дочери: Эрика, чей творческий псевдоним — Исабела, Кали и Мелисса. А с моим папой у них родились Хорхе и Алексия — мои сводные брат и сестра. На самом деле, мы все росли, как братья и сёстры. Мы и есть братья и сёстры. Пусть не по крови, но мы — родня, и относимся друг к другу с глубокой нежностью и любовью.
Ведущая: — Твоя мама живёт здесь?
Хайме: — И здесь, и в Бразилии. Лучше сказать, половину года проводит в Бразилии и половину там, где нахожусь я в связи с работой. Разумеется, она старается быть, как можно ближе к сыну.
Ведущая: — И, значит, в каком возрасте ты покидаешь дом своей мамы, чтобы уйти жить к отцу?
Хайме: — Этот процесс осознания был для меня достаточно лёгким, поскольку, будучи мужчиной, больше отождествляю себя с отцом. Кроме того, папа, в виду финансовых возможностей, которыми он располагал и которыми мы не обладали в доме моей мамы (да и жили мы там довольно стеснённо), мог позволить такие вещи, как, например, три раза в год свозить тебя в «Диснейленд». Какому ребёнку это не понравится! Но, конечно, причина была далеко не в одной лишь финансовой стороне вопроса. Просто в тот момент я взрослел, и, будучи мальчиком, мужчиной, всегда ощущал большую близость с отцом, нежели с мамой. В общем, когда ты мальчик, — всё это понятно. И переход происходил постепенно, — разумеется так, чтобы не причинить боль маме, чтобы для неё это не было подобно тому, когда человека внезапно окатили из ведра холодной водой. Так, потихоньку переносил свою одежду и прочие вещи из маминого дома. И в один прекрасный момент
она поняла, что, как мальчик, я больше отождествляю себя с отцом.
Ведущая: — Сейчас мы коснёмся одного периода, который, думаю, не был для тебя столь простым, — ты сам скажешь мне, так оно или нет, — итак, речь о том времени, когда в жизни твоего отца и семьи появляется Луис Мигель (известнейший мексиканский певец — прим. пер.). Каким образом Луис Мигель был связан с вашей семьёй?
Хайме: — Заметь, это довольно странно, поскольку… Смутно припоминаю, что мы находились в Валье-де-Браво, когда вдруг кто-то, непонятно, почему, представляет моему отцу Луиса Рея (отец Луиса Мигеля — прим. пер.). И тогда приезжает сам Луис Мигель и, значит, все мы находимся в Валье-де-Браво, и… Прекрасно помню, как мы проводили вместе время. И вот, мой папа вдруг очень привязался к Луису Мигелю, и он буквально становится, как член семьи. Это было похоже на то, как если бы вдруг приехал некий очень близкий друг или родственник.
Ведущая: — Ясно. А как ты в то время всё это воспринял?
Хайме: — Заметь, что для меня в этом не было ничего особенного. Мы с Луисом были хорошими друзьями. Очень близкими. Кстати сказать, он обращался к моему отцу словом «па», но, опять же, как если бы это был папа его друга, которого он воспринимает почти, как брата.
Ведущая: — Хайме, но ведь была какая-то ревность с твоей стороны?
Хайме: — Заметь, что нет, поскольку мой папа всегда был открыт и честен в отношениях со своими детьми и ко всем нам относился с одинаковой нежностью. Мы, его родные дети, всегда были для него на том месте, которое нам положено по определению.
Ведущая: — А потом Луис исчез из вашей жизни?
Хайме: — Да, потом мы как-то разошлись в силу обстоятельств. И даже не стоит сейчас это комментировать, ибо это больше была, как ты понимаешь, его инициатива. Лично я отношусь с большим уважением к такому понятию, как дружба. У меня чёткие представления о том, что значит быть чьим-то другом. Я умею быть очень хорошим другом своим друзьям. Поэтому, когда встречаешь людей, не разделяющих эти представления о дружбе, — не стоит быть с ними рядом.
Ведущая: — У тебя осталось разочарование от той истории?
Хайме: — Нет, мы просто отдалились друг от друга. Вероятно, наши отношения просто исчерпали себя, или дружба, как таковая, закончилась, — вот и всё. Не знаю. Было и прошло.
Ведущая: — Но твоему сближению с артистической средой способствовала именно эта дружба, или что-то другое?
Хайме: — Моя мама. В 60-е годы она пела в музыкальной группе, называвшейся «Vox Popoli», куда входили Серхио Мендес, Каэтано Велосо (Велозу по-португальски — прим. пер.) и целая плеяда замечательных бразильских певцов. Вообще, по жизни она много пела. Кстати, у меня в компьютере даже есть их оцифрованный альбом.
Ведущая: — Как поёт твоя мама?
Хайме: — Очень хорошо! Очень красиво. Всё дело в том, что поёт она очень проникновенно, — что называется, от всей души. Её голос исходит, словно из самых глубин её существа. Очень красиво. Сейчас она занимается живописью. Художница! Моя мама всегда была артисткой в полном смысле этого слова. Так что, этот артистизм мне передался ещё через пуповину. И, само собой, всё это раскрылось и усилилось, когда у меня появились друзья-артисты, когда начал посещать множество концертов, тесно общаться с людьми из творческой среды. Разумеется, это — гены. Как в таких случаях говорят дети?
Ведущая: — Дети говорят: «Меня это прямо-таки щекотит» (смеются). Ладно, давай немного сменим тему. Снова вернёмся в прошлое, в то время, когда ты был совсем молоденьким. Ты был одним из тех детей, кому, слава Богу, не пришлось в этой жизни испытывать лишений. Поскольку у отца было прочное финансовое положение, у тебя были возможности, которых не было у других ребят. Однако люди не знают, что Хайме приложил немало усилий, чтобы достичь того, что он имеет сегодня. Ведь тебе тоже пришлось бороться!
Хайме: — Если говорить конкретно о моём случае, — мой отец всегда хотел, чтобы я стал предпринимателем. Когда я сказал, что хочу быть артистом, он чуть ли не выгнал меня из дома. И уж тем более, не было никакой поддержки. Конечно, в нашем обществе всегда есть и будут обиженные, непонятые, завистники, или просто разные, как сейчас говорят, «тролли», всякие там хейтеры в «Твиттере». Они никогда не перестанут рассказывать истории, что я всего достигаю взятками, или что мой папа купил мне эту карьеру. И над всем этим лучше всего просто снисходительно смеяться. Раньше я часто обращал внимание на такие вещи, и было очень больно слышать и читать всю эту ложь. И я во всех своих тогдашних интервью старался убедить… скажем, двух авторитетов, к мнению которых у нас прислушивались, и которые косо на меня смотрели в этом плане. И вот, старался убедить их, что мне пришлось побороться за своё место, что я всего добился и добиваюсь честным трудом и своей работе отдаюсь на все сто процентов, что мой папа не выложил из своего кошелька ни единого сентаво на мою раскрутку и т. д. и т. п. И, на самом деле, я тратил на все эти ненужные оправдания столько сил!
В студии демонстрируются кадры видеоклипа Хайме Камиля «Nada Es Igual Sin Ti» («Ничто не станет прежним без тебя»).
Хайме: — В какой-то момент просто понял, что тратил тонну энергии на то, чтобы убедить двух невежд, или, лучше, сказать, двух завистников-ненавистников, которым ты по определению никогда не будешь симпатичен. Потому что у тебя хорошая машина. И они даже не станут утруждать себя тем, чтобы с тобой поздороваться. Слава Богу, в то время мои дела как раз пошли в гору. Конечно, мой папа решительно хотел, чтобы я продолжал учёбу. Кстати, когда я закончил школу, хотел изучать музыку в Беркли (Музыкальный колледж Беркли в Бостоне — прим. пер.). И отец мне тогда сказал: «Как тебе только в голову пришло взяться за эту профессию для бездельников!». (Неожиданно восклицает: «Прости, Эрик!», Андреа смеётся: «Вот дурачок!»). Это слова моего папы, не мои!
Ведущая: — Конечно! Ведь так многие родители думают!
Хайме: — Поэтому я не смог поехать поступать в Беркли, как хотел изначально. И пришлось мне восстать против собственной воли и погрузиться в изучение управления предприятиями.
Ведущая: — Вот оно как!!! И как же это тебе давалось?
Хайме: — Ужасно! Мне приходилось ходить в университет через силу!
Ведущая: — Бросил?
Хайме: — Не доучился один семестр. Параллельно я работал на одной радиостанции — «Radioactivo 98.5», с Мартином Эрнандесом и другими известными людьми. В общем, и на радио работал, и появлялся в небольших ролях в разных проектах на телевидении. Но изначально всегда работал в шоубизнесе. Разумеется, когда в определённый момент попросил встречи с директором канала, чтобы объяснить одну ситуацию, — мне было отказано. Тогда, значит, вообрази, решаю выяснить, в чём причина. И, как думаешь, каков был ответ? «Что ты там о себе возомнил? Думаешь, раз у твоего папы есть деньги, я тут должен с тобой беседовать?». Тогда я говорю: «Нет, дружище! Ты должен со мной беседовать, потому что мы работаем над общим проектом и нужно решить вопрос с декорациями».
Ведущая: — И как же так произошло, что ты вот так берёшь и решаешься поговорить с отцом? Ведь между вами возникла дистанция!
Хайме: — Нет, дело в том, что в то время я встречался с Талией (известная мексиканская певица и актриса — прим. пер.). И вот, Талия мне и говорит: «Знаешь, что? Ты должен собрать всё своё мужество и сказать отцу, чего же всё-таки хочешь от этой жизни!». Конечно, я ей ответил, что об этом даже не стоит и думать. Но потом решился и сказал: «Знаешь, папа, хочу серьёзно с тобой поговорить. Ты всегда учил меня, что мужчины должны испытывать от жизни и работы то же самое удовлетворение, что чувствуют дети, радуясь своим игрушкам. И я этого не чувствую. От мамы я унаследовал свой артистический талант, и не могу позволить ему затухнуть». И, в итоге, он вдруг отнёсся вполне благосклонно. Даже подумал, что я просил встречи с тем директором, потому что Талия была беременна или из-за чего-то ещё более серьёзного. Вот так я и сказал ему: «Могу я стать артистом?». И папа махнул рукой: «Ладно уж! Дерзай!». И в тот момент мы, наконец-то, вздохнули с облегчением. Так я смог продолжать свой путь. А потом в один прекрасный день со мной связался Эрнесто Бретон, кастингдиректор, работавший в то время с Роси Окампо, и которого уже нет с нами. Сказал мне, что они планируют снимать римейк колумбийской теленовеллы «Я — Бетти, дурнушка». Кстати, дона Фернандо должен был играть Рене Стриклер, но он, в итоге, отказался от роли (речь о мексиканской теленовелле «La fea más bella», где Хайме сыграл Фернандо Мендиола Саэнса — прим. пер.). Вот это и стало для меня поистине звёздным часом!
Переведено для группы — VIVA - влюбляйтесь каждый день!